По своему собственному мнению Маюри была ужасным педагогом. Другой человек, будучи чуть менее обязательным, попросту забыл бы про принципы Ямаку, гласящие, что не зря в общежитии живут попарно, и соседи должны друг другу помогать справляться. Другой человек, будь у него в соседках кто-то, подобный Юре, постарался бы тотально от неё отгородиться. Ширму, к примеру, поставить. И, наконец, этот другой человек, готовясь стать переводчиком для глухонемых, просто устроил бы акцию протеста под дверью директора, добиваясь переселения к кому-то, кому пригодились бы познания другого человека в языке жестов. Другой – но не Маю. Эта просто признала себя ужасным педагогом и встала на путь исправления, чтобы потом применить навыки на Юре и добиться успеха.

Ну или получить подушкой в лицо, что было более вероятно.

Едва прозвенел звонок, возвещавший об окончании занятий, как Маюри вылетела из класса и только в коридоре с трудом удержала себя от того, чтобы побежать не хуже, чем Эми: это всё же было запрещено школьными правилами. Зато, отметившись у дежурного и выйдя за школьные ворота, Маю понеслась в город со скоростью хорошего зайца ровно до тех пор, пока на её пути не выросли сугробы. Дальше она двигалась уже со скоростью плохого зайца, вздыхая на тему того, что чистить дорогу было просто некому. И, честное слово, она бы не удивилась, найдя в сугробе менее удачливого ученика, застрявшего на полпути, – рыхлый снег тому способствовал.

Неудивительно, что, когда она вернулась из города, сжимая в свободной от сумки руке новенькую книжку, и добралась до комнаты в общежитии, Юра уже была там.

Первым делом (если не считать привычного «открой дверь – не заходи сразу, если вдруг полетят предметы») Маю положила сумку рядом с кроватью, стянула шапку, пальто, повесила их на крючки, и только потом занялась книгой. Бережливость кричала, что тратить столько денег не стоило, но здравый смысл подсказывал, что в библиотеке едва ли найдётся экземпляр, а Юко, стоит ей задать вопрос о подобном издании, упадёт в обморок, потому что Маю и «бросить курить» в одном предложении несовместимы. А «сопутствующие траты», которые были надёжно спрятаны в сумке, были необходимы ещё больше.

– Понимаешь, у меня к тебе дело. – очень тихо сообщила Маю Юре, садясь на свою кровать и открывая книгу.

Смелое начало. Если её за это не разорвут на тысячу маленьких Майонезиков, это уже успех.

– Ты никогда не думала о том… ну… Что курить плохо?

На всякий случай Маю прикрылась книгой и вообще съёжилась так, что, возможно, вполне могла бы целиком за этой книгой спрятаться.

– А ведь это плохо! – почти решительно добавила Кёко.

Педагог, и правда, из неё был никакой. Вступительная речь уже сейчас – Маюри это осознавала – была полностью провальной. К тому же она до сих пор ещё ощущала холод – этому способствовала и холодная обложка книги – поэтому Маю замолчала и поёжилась то ли от холода, то ли от предчувствия неудачи. В итоге победил холод, и Маюри, отложив книгу, закуталась в одеяло, продолжая сверлить глазами Юру.

– Поэтому… вот. – Маю показала взглядом на теперь уже лежащую на кровати книжку. – Я это купила и принесла. Это поможет бросить.

Источником холода, как оказалось, была не столько книга, да и не пальто, на котором ещё до сих пор таяли снежинки, а распахнутое окно Маю, в которой решимость просветить соседку явно вытеснила всю внимательность, которой и так было немного, просто не заметила. И пачку сигарет на подоконнике тоже не заметила. До тех пор, пока очередной порыв ветра не заставил Маюри затрястись от холода, застучать зубами и замотаться в одеяло так, чтоб наружу торчала прядь светлых волос и кончик носа. Юра книгу взяла – голубой глаз, хмуро блестевший из-под одеяла, наблюдал за ней, так… так, замечательно, открыла… листает…

Неужели первая педагогическая победа? Но нет, ровно через полминуты, хоть часы проверяй, книга красиво полетела в ведро, самой Маюри же и притащенное, чтобы в комнате не копился склад чёрных непрозрачных пакетов. А полёт и приземление неоценённого творения сопровождались сухим термином баскетбола. Что он означала, Маю не понимала, и вообще, её больше волновала книга, на которую пришлось потратить значительную часть месячного пособия, положенного всем сиротам, чем какой-то загадочный «трёхочковый».

– Перестань! Между прочим, это книга не из библиотеки! – природная деликатность не позволила Кёко сказать прямо: «Я заплатила за неё деньги, а потому хотя бы не кидай её в мусорку». И зря, потому что Маю тут же усомнилась в том, что её поймут. – Хотя бы на полку поставила, что ли… – добавила Кёко уже совсем шёпотом, понимая, что это случится только когда рак на горе свистнет.

Холод стал пробираться и под одеяло, не спасала и утеплённая зимняя форма, и само одеяло. Маю поднялась с кровати, продолжая кутаться в одеяло, и неловко, осторожно, боясь споткнуться о его длинный край, добралась до окна и захлопнула его. Будь бы чуть более хитрой – ловко бы спихнула с подоконника сигареты, но это была Маюри, а потому она просто переложила пачку так, чтобы она не упала, не потерялась, и при этом была там, где хозяйка её найдёт.

Да, восхитительная забота: раз бросить не может, так пусть и неудобств не испытывает, а то мало ли.

– У тебя джинсы порвались.

Шлепки босых ног по полу – Маю возвращалась на кровать, всё так же пытаясь не запутаться в одеяле. Вообще-то, она догадывалась, почему соседка сегодня одета так, будто школьная форма не нужна.

– Знаешь что, – Маю попыталась усесться на кровати поудобнее, но в итоге, запутавшись, рухнула на бок, пискнула, выпуталась из одеяла и всё-таки села так, как положено, – Здесь не так просто селят по двое. Я к тому, что я могу тебе помогать с одеждой. Ну или хотя бы зашить их.

Помолчав немного, Маюри на всякий случай добавила:

– Но тогда я буду читать тебе эту книгу. Вслух.

Будь бы у Маюри возможность – слилась бы со стеной, ну или потерялась в складках одеяла, тем более, что ей, с её телосложением это не казалось таким уж невозможным. А, самое главное, будь у неё возможность (а, точнее, решимость), она бы наконец написала записку директрисе с просьбой отселить её как можно дальше. Не потому, что Юра наконец добилась своего ежедневными попытками вызвать в Маю неприязнь – у неё бы это вряд ли когда-либо вышло. Просто само их соседство было противоречащим главному негласному правилу Ямаку, заключающемуся в взаимопомощи и поддержке. И пусть бы Маю наконец стала кому-то нужной и полезной. Иначе зачем вообще все эти субсидии и благотворительные программы, благодаря которым она здесь учится, изучает язык жестов, но не может применять знания на практике?

А ещё ей жутко не хотелось мешать Юре. Потому что помочь – как бы ни хотелось – она не могла. Только и могла, что, увидев, как соседка приближается, закутаться в одеяло и смотреть так, будто пытаясь сказать: «Ты сейчас ударишь, но я к этому готова, правда, так что бей спокойно, если это тебе поможет»

Не ударила. Но в очередной раз посоветовала убираться – Маю, в своей запредельной доброте (или глупости?) принимала это как совет, а не как требование. Кёко машинально зажмурилась, и открыла глаза только когда услышала звук падающих журналов, по которым Юра для пущей убедительности проехалась колесом кресла.

Журналы было немного жалко, потому что их Маю под честное слово выпросила у библиотекарши, чтобы вынести за пределы читального зала. Но если бы Маюри сейчас попыталась сделать хоть какое-то замечание, журналам бы точно пришёл конец.

Вместо этого, услышав требование о зажигалке, Маю подползла к краю кровати, перевесилась через него и схватила свою сумку. Что поделать, запасная зажигалка там лежала ещё с прошлой недели, когда Маюри полчаса стояла в магазине, не зная, что купить лично себе, и в итоге купила зажигалку просто так, если она вообще когда-то понадобится.

Но, пока она искала её во внутреннем кармане сумки, терпение Юры, видимо, было исчерпано, потому что она снова была рядом с кроватью и требовала зажигалку.

– Де… – Маюри, протянув зажигалку, оборвалась на полуслове, но всё же продолжила, – ржи.

Хоть окно и было закрыто, а холодом от него тянуло в любом случае. Да что там, с Юры сталось бы прямо в таком виде подкатить к нему и, распахнув окно, курить, мало заботясь о впечатлении, которое она производит. Хотя, наверно, никто и не увидит? Снега столько, что вряд ли кто-то из учеников вышел бы гулять в школьном дворе.

– Юра, там холодно, – зачем-то добавила Маю. – И футболки твои постираны.

Она подумала и на всякий случай решила указать местоположение футболок, собственноручно ею отглаженных и убранных в шкаф.

– В шкафу. В нижнем ящике.

Не признаться ведь, что весь этот разговор про футболки был затеян только для того, чтоб Юра, во-первых, не простудилась (в этом вся Кёко, не зря кто-то в приюте, когда встал вопрос об имени, просто назвал её "добрым ребёнком"), ну а во-вторых, видеть что-то подобное было странно.